– Жив, сукин кот! Ты смотри! Торчит, как прыщ на заднице, в полном одиночестве, и ни одной царапины!
Лукавый Зим обернулся, чтобы встретить Ржавого. Братья с хохотом заключили друг друга в объятия. Долго выбивали друг из друга пыль, сыпали крепким словцом, а над их головами развевался под теплым ветром южного моря флаг Гедорнии.
– С тебя двадцать монет, братан, – сказал Зим. – Ну! Раскошеливайся!
Внизу гудели гоблины. Требовалось побыстрее обыскать вражеские трупы – пока не явилось начальство.
– Уговор дороже денег, брат, – сказал Лукавый. – Но денежки мне нужны. Зазноба новая у меня. Спорили, что я первым доберусь до штаба и поставлю флаг. Я добрался. Между прочим, чуть не состарился и не помер, тебя ожидаючи.
– Ладно, не вспоминай, – проворчал добродушно Ржавый. – Проиграл так проиграл. Держи. Купи своей зазнобушке платок.
Лукавый Зим подкинул монеты на ладони.
– На свадьбу коплю, брат, – сказал он, чем немало изумил Ржавого.
– Да ты никак свихнулся!
– Но-но! – важно-шутливо зыркнул черными глазами Лукавый Зим. – Как с сержантом разговариваешь, капрал?! Офицер намерен жениться на хорошей девушке, а ты недоволен…
– Да не узнаю тебя!
– Все меняется. Гоблин тоже. Давай-ка хлебнем, у меня во фляжке кой-чего есть.
Братья уселись на край крыши и свесили ноги. Зеленые внизу мародерствовали бойко. Один пер на спине большой рюкзак, набитый каким-то добром. Другой выдирал у мертвых людей золотые коронки изо рта.
Ржавый сплюнул вниз, не слишком одобряя подобные методы. Да, гоблин меняется, подумал он, и для кого-то экономика важнее героизма и воинской славы.
Экономист с клещами сунул добычу в карман, почесал задницу и возобновил поиски.
Лукавый Зим дал младшему брату глотнуть из фляжки. Оказалось – брага. Прошла, хлопнулась в желудок, обдавая дрожжевым духом.
– Откуда знал, что встретимся здесь? – спросил Ржавый. – На берегу ж целое месиво было. Не знаю, как прошел…
– Брат, мы с тобой бессмертные, – ответил Зим, хлебая из фляги. – Отец не верит. Сидит себе и тачает башмаки. Ему не понять. Все плакался, что отдадим богам душеньки, ан нет. Сколько ты уже воюешь? А сколько я? То-то. По всему миру нас бросало с тобой, а вот встретились только здесь. Надеюсь, дальше послужим вместе. Символично – и иллюстрирует мою правоту. Подозреваю, придется нам встретить достойную старость в теплой постельке…
– Чур меня! – ответил Ржавый. Брага разбежалась по крови, закружила голову.
Хорошо было сидеть и говорить. Брата он не видел шесть лет, переписывался редко. Гоблинские наемные бандеры без конца колесили по всему миру – не до посиделок и длинных отпусков. В их жизни были только рейды, штурмы, рукопашные, высадки десанта – с воздуха, с моря, из-под земли. А в перерывах – пьянки-гулянки, драки меж собой и с военными патрулями своих временных баз. Истек контракт – ищешь нового хозяина или остаешься со старым. Тут зеленый сам себе командир. Кто-то оставался на постоянную службу, привлеченный получением гражданства в избранном королевстве и пенсией за выслугу лет, но таких гоблинов было мало. Варварскую суть – прежде всего самим зеленым – обуздать было нелегко.
– Ладно, поживем, увидим. Хочу до генерала дослужиться, – сказал Лукавый. – Почему бы нет? Если доживу до мягкой постельки, почему бы не окочуриться на ней в генеральском мундире? Было бы круто. Для сына башмачника.
– Сапожника, – поправил Ржавый. – Отец не любит этого словца.
– Суть одна-единственная. Тачать обувку всю свою жизнь – не для меня. И не для тебя. Хотя жаль, что вернуться домой не сможем: отцово проклятие, поди, сразу и подействует. Не то чтобы я верю, но… в сердцах ежели что бросишь, может и сбыться… Разошлись наши с ним дороги. Жаль.
Ржавый кивнул.
– А тебе, братец, тоже генеральский мундир не помешал бы. – Лукавый толкнул его локтем. – Но сначала полковничий, дотоле майорский и прочие…
Ржавый снова кивнул.
В принципе, какая разница? Другой гоблин пошел – теперь его все сильнее влечет спокойствие и твердое социальное положение.
Вот и Лукавый: жениться надумал. Может, действительно считает, что они с братом бессмертные?
Хорошо было сидеть на теплой крыше, греть зад и о чем-то говорить. Не важно о чем. И думать.
Что нет ничего круче, встретиться с брательником после боя, в котором одержал победу.
Попивая брагу, болтали о том о сем, а через три дня расстались навсегда. Батальон расформировали, Ржавого и Зима раскидало, как обычно, в разные концы земли. Снова только редкие письма. Через год, скопив деньжат, Лукавый все-таки женился. Другим стал, как говорят слухи. Пошел на повышение. Заделался в кадровые офицеры Вырвиллы и мог бы действительно дослужиться до генеральских лампасов.
Ржавому казалось, все это было миллион лет назад.
Однажды судьба занесла его в родные края. В перерывах между контрактами Ржавый валандался без дела и решил однажды заглянуть домой. До сих пор не знал, виновата ли была выпивка или еще что. А только двинулся он к своему дому почти без колебаний, чего никогда не сделал бы при свете дня и трезвый. Взошел на крыльцо и постучал. Требовательно. Намереваясь высказать отцу все, что накопилось. Укорить в несправедливости, сказать мудреные слова, слышанные от людей и эльфов про свободу выбора. О жизненном пути и прочей брехне собачьей.
Хотел доказать, что в его бегстве из дома тоже имелся немалый смысл. Потому что даже дикому гоблину и даже совсем дикому и тупому троллю нельзя без смысла.
Отец открыл, постоял, посмотрел, а потом захлопнул дверь. Ржавый не успел ничего сказать. Да и не смог бы, даже если бы получил в свое распоряжение сутки. Так и ушел, чтобы вдрызг надраться в ближайшем трактире и заблевать барную стойку.